Архитектура в снегах и морозах

Архитектура в снегах и морозах


И кто бы мог подумать, что застывшая в камне музыка норильских улиц и площадей, вдохновенная и необыкновенная в увертюре 1940–х, с началом нового столетия «зазвучит» минором утрат и безвозвратностей, а основные городские магистрали станут походить более на фарватеры рек с «буями безопасности» по обе стороны и пугающими надписями по «берегам»: «Осторожно, обрушение фасада»?! Того самого фасада, что так мил и дорог глазу и сердцу норильчанина.

Архитектура в снегах и морозах
Театр на ул. Севастопольской. 1954 год
Часть первая

Понятно, не жемчужина русского зодчества пропадает, чудо–церковка на Нерли, к примеру. Но меня, норильского кулика, почитающего достойным восхищения не только металлургические размахи комбината, но и неповторимость норильской архитектуры конца 1930–х (этого почти не сохранилось вовсе) — 1950–х, лавинообразный характер «обрушений» удручает несказанно. Как, впрочем, и вопросы авторства замечательных «музык» и их «композиторов», в которых и по сию пору немало исторически вредных путаниц, подмен и несправедливостей, в коих необходимо давно разобраться, хотя бы и вослед уходящим обликам и «лицам» города. Одним из поводов к этому послужило недавнее возвращение на место, на постамент у озера Долгого, симпатичной особы женского пола, споры о «родителе» которой, родословной, а, главное, «профессиональной принадлежности» напоминали гадание на кофейной гуще. Занятие, согласитесь, для достижения истин в краеведении весьма сомнительное... Чего бы, думается, правильнее было обратиться к источникам, документам, хранителям знаний, к той же богатой справочным материалом книге А. В. Слабухи «Архитекторы Приенисейской Сибири», наконец?! Однако — и об этом приходилось писать мне с печалями сравнительно недавно («Память в коротких штанишках») — небрежение Фактом, вольное, а, вернее, фривольное его толкование в печатном продукте сомнительного содержания (не избежал, увы, этого и 75–летний юбилей) стало распространённым явлением.Воспользуемся письмами норильского музея и попытаемся с их помощью ответить на вопрос о первопричинах хроникальных нелепиц, в частности архитектурных. Хотя в письменах этих речь в первую очередь идёт об установлении подлинного авторства проектов норильского железнодорожного вокзала и музыкальной школы, читатель, без сомнения, сам способен оценить вклад каждого из упомянутых исторических персонажей, а, главное, КАК ЭТО БЫЛО.Итак, письмо Ирины Павловны Розиной (Рыбаковой): «Начала я работать [в Норильске] с января 1955 года. Вокзал проектировал Кочар, будучи несвободным. Потом он был главным архитектором Красноярска».

Коротко: КОЧАР (Кочарян, Кочарянц) Геворг Барсегович, 1901–1973 гг. Заслуженный деятель искусств Армянской ССР, заслуженный архитектор Армянской ССР, профессор. Известный советский архитектор. Был дважды репрессирован (1937–й, 1948–й), срок заключения отбывал в Норильлаге (1939–1951). Автор крупных общественных зданий в Норильске (улицы Севастопольская, Богдана Хмельницкого, аэровокзал на «Надежде» и др.), Красноярске. Г. Б. писал о норильском времени: «...в полярном зодчестве есть интересные проекты, смелые мысли и даже практические предложения. Но это не стало повсе-дневной практикой. Готовые проекты не внедряются в жизнь».

«Сейчас (письмо написано в сентябре 1999 года. — В. М.) его нет в живых, как и многих других очень заслуженных талантливых архитекторов, которые были в то время (политическими) и не имели права подписи под чертежами. Авторами считались Непокойчицкий и Миненко».

Коротко: МИНЕНКО Лидия Владимировна, 1912–1982 гг. Одна из первых архитекторов Норильска; вместе с супругом В. С. Непокойчицким и другими архитекторами участвовала в первоначальном формировании облика города. В Норильске проживала с 1939 по 1973 год. Автор многих жилых и общественных зданий (детский лагерь на оз. Лама, дома отдыха там же и др.)

«Это очень достойные люди и ничего дурного о них не могу и не хочу писать, они были поставлены в такое положение свыше. Это не могло не отразиться на привычках, плюс характер. Продолжалось такое диктаторство с поддержки комбината всё последующее время. Всё, как хотел Непокойчицкий. Поэтому приезжавшие молодые талантливые архитекторы не задерживались долго».А вот как характеризует то время Л. Г. Назарова, первый главный архитектор Норильска (о ней речь впереди): «Витольд Станиславович ...сказал с характерной для него усмешкой: «Вот это и есть мои архитекторы, я обычно подбираю их по спискам каторжан с наиболее длительными сроками, так что у меня вакантных мест нет». Я возвращалась мимо согнутых спин тесно сидящих людей... Внутренне я ужаснулась: Непокойчицкий показался плантатором, управляющим рабами». Архитектура в снегах и морозахИз письма Ирины Розиной: «В то время, когда я начинала работать, в Проектной конторе работало много прибалтов... в том числе и Яков Карлович (Я. К. Трушиньш. — В. М.). Мы с ним работали в одной бригаде долгое время. Всего я проработала в Норильске 18,5 лет... С 1954 года было введено типовое проектирование во всей стране, началась борьба с «излишествами». Невероятно, но со смертью диктатора, а вместе с ним и «сталинского ампира» заметно поубавилось индивидуальности, архитектурных исканий и смелостей, эстетической новизны. Этот водораздел «архитектурных эпох» в Норильске виден, что называется, невооружённым взглядом; типовая, «без излишеств», безликость с тех пор навсегда поселится за 69–й параллелью. Разумеется, речь идёт об общей архитектурной концепции, не касаясь её отдельных проектных удач.О том времени утраченных красот и иллюзий в 2005 году в нашей газете мною опубликовано три материала под общим заголовком «Архитекторы человечности», основывающихся на протоколах градостроительных комиссий горисполкома середины и конца 1950–х, по накалу страстей более напоминавших поля битв, бескомпромиссных, но, увы, с предсказуемыми финалами. В них, в борьбе с параграфами и мертвечиной инструкций, отвоёвывалось то, что и названо было «человечностью».В монографии Л. Г. Назаровой «Градостроительство и архитектура в условиях Крайнего Севера» о тех деструктивных, мертворождённых подходах к будущему Норильска сказано: «Застройка селитебной территории осуществлялась по принципу и типовым проектам средней полосы» (!). Закончим эту мысль цитатой ещё одного автора, кандидата архитектуры и замечательного художника Александра Александровича Сорокина, из его реферативного сообщения в 1987 году «Закономерности формирования архитектуры Севера»: «Это (то есть «борьба с излишествами» и подобное. — В. М.), в свою очередь, привело к функционализму, к формальному пониманию северной архитектуры, архитектуры в снегах и морозах, к забвению социально–экономического фактора, к невниманию к человеку и его жизнедеятельности на Севере». И, пожалуй, главное: «Находясь в плену представлений об архитектуре Севера как архитектуре центральных районов страны... проектные организации привычно зонируют и членят города Севера на районы и микрорайоны». Нужна же, продолжим мы, архитектура компактная, что чётким изяществом выстроилась петроградскими дворами–каре Ленинского, улиц Богдана, Павлова... Впрочем, хорошо ли, плохо ли — всё одно: об архитектуре современного Норильска говорить, что о снеге прошлогоднем.Дочитаем, однако, письмо И. П. Розиной до конца: «Непокойчицкий (с той поры, с конца 1950–х. — В. М.) действовал по принципу: чем хуже архитектура, тем лучше. Вернее, махнул на неё рукой. Сам, конечно, был не согласен с новыми веяниями. Но что ему оставалось?». Попытаемся объяснить мнение Ирины Павловны, возвращаясь, опять же, к уже упомянутым протоколам градостроительной комиссии тех лет: бодаться телёнку с дубом — занятие проигрышное и небезопасное. Понимал ли это Непокойчицкий, средой и временем агрессивными воспитанный? Отлично понимал. И позицией «чем хуже» хотел доказать очевидность чиновничьего покушения на красоту (могучей поддержки Завенягина уже не было). Ведь не молчал же он на градостроительных причёсываниях города под гребёнку «средней полосы хрущоб», не сдавал свой норильский Питер «среднеархитектурному» кичу?! Я и по сию пору не могу без сердечного наслаждения смотреть не только на музыку городского камня 1940–х, но и на краснокаменный комбинат того времени, все эти остатки ХКЦ, БМЗ, ММЗ, НОФ, с веющими от них сквозь годы эстетикой и вкусом.«У меня, — пишет И. П. Розина, — была московская школа, она очень отличалась от ленинградской, которой был воспитан Непокойчицкий и считал единственно правильной».Сегодня, когда московское землячество «69 параллель» приступило к изданию крайне полезных для краеведения и для «комбинатоведения» особенно трудов по истории отраслей, есть надежда, что появится история норильской архитектуры и объяснится, наконец, эта «ленинградскость» Норильска, которая, несмотря на лестность сравнения, вряд ли служит добрую службу самобытности нашего северного города. У Норильска своё архитектурное лицо. По крайней мере, было. Что же до «борьбы школ», то рискну дилетантски предположить, что поистине интернациональный архитектурный оркестр составил, в конце концов, такую замечательную многокрасочную партитуру «архитектуры в снегах и морозах», что объяснять это присутствием и доминированием только «ленинградской» или «московской» школ было бы неверным и неуважительным ко всем без исключения «музыкантам». Впрочем разговор о «стилях» архитектуры Норильска сколь интересен, столь не прост, и профессионально устоявшегося взгляда, насколько мне известно, нет до сих пор. И тому одну из причин мы теперь знаем.
Окончание следует.

Виктор МАСКИН, по материалам Музея истории освоения и развития НПР и Архива ЗФ ГМК

заполярная правда


Источник: http://infa24.ucoz.ru/publ/6
Категория: Норильск | Добавил: infa24 (03.08.2010) | Автор: infa24 W
Просмотров: 1494 | Теги: норильск, архитектура | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
avatar