ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

В 1978 году, то есть в 25-ю годовшину Норильского восстания, мой хороший знакомый, давний (тогда еще нелегальный) священник о. Зиновий Карась побудил меня написать воспоминания о том восстании. Я кратко описал течение тех событий под названием "Краткая запись воспоминаний” (для самого себя). Вскоре мне удалось передать рукопись на Запад, в чем мне очень помог широко известный деятель искусства и украинский политзаключенный Панас Залываха.

И вот в 1980 году мои воспоминания вышли из печати в издательстве "Смолоскып (Факел)” США.

Иваново-Франковские чекисты отреагировали на появление этой книги немедленно и весьма нервозно.

От меня потребовали:

1. Назвать канал передачи рукописи на Запад.

2. Отречься от своей работы и запретить ее распространение.

3. Сдать в КГБ копию рукописи.

Само собой разумеется, требования КГБ не были удовлетворены. Тогда мне пригрозили новым арестом и дали понять, что этот арест будет для меня уже последним.

В ответ на эту угрозу я написал открытое письмо Брежневу, которое также было опубликовано на Западе. Копию этого письма прилагаю к этому изданию.

И в этот раз те давние заключенные, что имели возможность прочесть мои воспоминания, были недовольны тем, что я привел там очень мало имен активных участников восстания. Это, должен признать, очень существенное замечание. Однако к тому времени я не мог поступить иначе, так как не хотел, чтобы на этих людей было обращено лишнее внимание со стороны КГБ.

Как это обычно делалось, поясню таким примером: после повторного ареста в январе 1959 года меня содержали несколько дней в Карагандинском изоляторе КГБ. Допрашивал меня "специалист по делам бандеровцев” капитан Шишигин, который среди прочего спросил:

- Вы в своем 4-м лаготделении были руководителем всего процесса. Так не могли бы вы нам сказать, кто там у вас подделывал ключи к тюремным дверям, чтобы с ними напасть на тюрьму и освободить из нее всех тех, кого там содержали?

- Меня удивляет, - отвечаю ему, - почему этот вопрос до сих пор Вас интересует? Во-первых, та тюрьма и даже та зона уже давно не существует. Если бы у кого-то и сохранились бы такие ключи, что с того? А во-вторых, если бы та тюрьма еще до сих пор существовала, а вы узнали о подготовке нападения на нее, то вы немедленно заменили замки, усилили охрану и никакого нападения на тюрьму не получилось бв. Я не понимаю, почему Вы до сих пор интересуетесь теми ключами?

- Мы интересуемся не ключами, - отвечает Шишигин, - а людьми! Нас интересует, кто на что способен!

Вот почему, дорогие друзья мои, я не мог объявить на страницах моих воспоминаний, кто из вас на что способен.

На сей день в памяти как моей, так и моих близких друзей сохранились такие имена:

Украинцев: Евген Горешко, Василь Николишин, Михайло Марушко, Кость Король, Степан Семенюк, Мелетий Семенюк, Роман Загоруйко, Данило Шумук, Мирослав Мелень, Игорь Петращук, Василь Друпак, Степан Венгрин, Степан Киндрацкий, Иван Гальчинский, Иван Кляченко-Божко, Павло-Кушта, Богдан Самотий, Степан Пополчак, Мыкола Малиновский, Тарас Супрунюк, Васыль Корбут, Мария Ныч, Мария Чорна, Стефания Коваль, Ганна Мазепа, Леся Зелинская, Лина Петращук, Уляна Стасюк.

Русских: Владимир Недоростков, Иван Стрыгин, Федор Смирнов, Петр Дикарев, Владимир Русинов, Павел Фильнев, Владимир Трофимов, Михаил Измайлов, Иван Касилов, Борис Шамаев.

Белорусов: Григор Климов, Семен Крот, Александр Шовейко, Виктор Ермолович, Лев Коваленко.

Литовцев: Иозас Лукшис, Ионас Леникас, Витас Петрушайтис, Иозас Козлаускас.

Латышей: Александр Валюмас, Лидия Дауге.

Эстонок: Атра Тофри.

Евреев: Семен Бомштейн, Григорий Санников, Ефим Гофман.

Чеченца: Ахмед Гуков.

Австрийца: Пауль Френкель.

Без какого-либо преувеличения могу уверенно сказать, что все эти бывшие узники Горного лагеря были инициаторами и руководителями той великой и тяжелой борьбы, что вошла в историю под названием Норильское Восстание.

Хотя Норильское восстание было первым и наибольшим восстанием в системе спецлагерей ГУЛАГа, оно не было единственным в своем роде. В том же 1953 году так же восстали узники Воркуты, в следующем, 1954 году, - заключенные Кенгира.

Все эти восстания имели столь большое политическое и историческое значение, что теперь ими заинтересовались многие исследователи - Алла Макарова из Норильска, Николай Формозов из Москвы и Марта Кравери из Рима.

Прежде всего, перед исследователями этих событий возник такой вопрос: А что там происходило на самом деле? Восстание, забастовка или просто массовое неповиновение? Алла Макарова настаивает на названии «восстание» и аргументирует свою позицию так: «…хотя термин «восстание» также предлагали работники МВД (во время следствия и суда над руководителями комитета возникла идея квалификации их действий как "антисоветского контрреволюционного вооруженного восстание”) мы остановимся все же на нем, имея в виду не вооруженное выступление заключенных, а его противоположность – "восстание духа” – как высшее проявление ненасильственного сопротивления бесчеловечной системе ГУЛАГа»

Однако перед исследователями этого движения возникает еще один вопрос: Как это произошло? Была ли это хорошо организованная и заранее спланированная акция, или это был стихийный порыв заключенных в ответ на систематические провокации со стороны администрации лагеря?

Теперь мы уверенно можем сказать, что это была общая и хорошо организованная реакция заключенных на бесчисленные провокации со стороны администрации лагеря.

Здесь следует отметить, что кроме известной всем серии расстрелов, администрация старалась вызвать среди нас массовые беспорядки и иным способом, о чем красноречиво свидетельствует выписка из жалобы заключенного 1-го лаготделения И.С. Касилова, которую цитирует в журнале «Воля» Алла Макарова: «… примерно 9 мая 1953 года з/к Вольяно был посажен в ШИЗО. Находясь в изоляторе, Вольяно каким-то образом узнал о том, что в этом изоляторе находится группа заключенных, завербованных работниками оперативного отдела для производства так называемой "волынки”. Эта группа получила инструктаж от работников оперативного отдела и администрации лагеря, как и когда начинать "массовые беспорядки”. 22 мая з/к Вольяно был выпущен из ШИЗО, отсидев срок.

Надо заметить, что в это время, т.е. между 20 и 25 мая, из всех штрафных изоляторов и БУРов Горного лагеря были выпущены ранее содержавшиеся в них, чтобы эта озлобленная и завербованная масса смогла начать беспорядки. Так как с Вольяно я был очень хорошо знаком по двухгодичному пребыванию в одной бригаде, то при встрече на руднике "Медвежий ручей” Вольяно сказал мне: «Иван, готовится ужасное дело. Люди, которым все верят (кому это все верят и кто те, кто верят, я еще не знал) завербованы оперотделом, чтобы подвести массу заключенных под расстрел». Я был чрезвычайно поражен этим, так как до этого не подозревал, что в лагере что-то готовится. Услышав об этом, я посоветовал Вольяно, чтобы оповестил всех заключенных… Вольяно страшно перепугался и начал упрашивать меня, чтобы я никому не рассказывал об услышанном, т.к. в противном случае нас немедленно убьют… Уже 26 - 27 мая в жилую зону 1-го лаготделения были занесены 200 ломов и топоров, чтобы устроить настоящую резню. Но благодаря тому, что некоторые лагерники поняли провокацию, резни не произошло. Причем весьма интересно отметить, что вокруг зоны была срочно выставлена дополнительная охрана (солдаты стояли на расстоянии 10 метров друг от друга), чтобы во время резни заключенные не могли выскочить за зону.

1-го июня в производственной зоне рудники "Медвежий ручей” группой в шесть человек, одетых в бушлаты с номерами, была предпринята попытка взорвать главный трансформатор на ГПП, питающей электроэнергией рудник "Медвежий ручей” и рудник 3/6. Когда же заключенные, заметившие диверсантов, хотели их поймать, эта группа пустилась наутек и была пропущена сквозь колючую проволоку. Часовой, стоявший на вышке, огня не открыл…” (От себя добавлю, что в это же время один из моих знакомых предложил мне приобрести пистолет ТТ).

Все тогдашние события и доступные нам теперешние документы дают основание утверждать, что наиглавнейшим фактором, подвигнувшим нас на решительные действия, были систематические провокации против нас.

После выхода из печати моего первого варианта воспоминаний о Норильском восстании (США, 1980 г.) мне очень часто приходилось беседовать на эту тему в высокими чинами КГБ. Один из них, полковник Павленко, как-то спросил меня:

- Как вам удалось все это организовать?

- Мы ничего не организовали, - ответил я - нас на это спровоцировали.

- Да, подтвердил Павленко, - вас провоцировали, но они не ожидали таких масштабов…

- А какие именно масштабы были им нужны?

Наверное, они ожидали таких масштабов, какие бы дали им возможность, как в свое время сказал подполковник Сарычев, половину из нас перерезать. Но случилось непредвиденное!

Здесь напрашивается еще один вопрос: стреляли ли солдаты в нас по приказу или, может быть, действовали по собственной инициативе, как того требовали обстоятельства и соответствующая инструкция?

На этот вопрос могут пролить свет обстоятельства убийства Эмиля Софронюка.

Вот как это произошло.

25 мая 1953 года из штрафного изолятора 4-го лаготделения конвой этапировал 16 заключенных в 5-е лаготделение. Тогда уже таял снег, в тундре было много воды.

Конвой вел заключенных прямо на яму с водой (потом следствием было установлено, что яма имела размеры 8x12 метров). Заключенные отказались идти в воду и сели перед ямой на землю. От вахты к месту события прибыл конвойный сержант Цыганков. Он спросил у конвоиров, кто здесь зачинщик. Конвоиры указали на Эмиля Сафронюка, который сидел в передней пятерке средним. Сержант Цыганков убил Софронюка прямым выстрелом в голову.

В своем письме от 2 августа 1954 года Цыганков так оправдывал свои действия: "Нас информировали, что заключенные 4-го лаготделения готовят план разоружения нашего батальона. По их плану предполагалось: вечером, в час, когда одна часть батальона будет на службе, вторая выйдет на смену первой, третья будет конвоировать заключенных к месту работы и обратно с работы, сделать "рывок” при выводе на работу вечерней смены и, ворвавшись в воинскую часть, завладеть запасным оружием и боеприпасами… развивать свои действия на захват Норильска и Дудинки в свои руки, после чего связаться с США…

Нас постоянно предупреждали, что готовится к побегу большая группа заключенных. Когда и где произойдет побег, сказать нам не могли. Но нас информировали, что к побегу уже все готово и только ожидают случая. Лучшего момента, чем 25 мая 1953 года, им и не надо было, потому что у нас был хозяйственный день и в подразделениях никого не было, все были в бане. Офицерский состав выехал на автомашинах на обед и если бы заключенные 70-го квартала сделали рывок на воссоединение с теми заключенными, что были за зоной (16 человек), то их никто бы не остановил, потому что конвой применить оружие не мог, на помощь не было кому придти. Неужели я был обязан ждать этого момента? Хотя бы и не было заключенных в 70 квартале, неужели я должен был ждать, когда заключенные бросятся на конвой?”

А вот как расценивает события тех дней начальник тюремного управления полковник Кузнецов.

Справка

Сопоставив все факты и даты, уже упоминавшаяся нами Алла Макарова пришла к такому выводу: «… Норильское восстание началось стихийно и неодновременно (курсив мой). 4-е лаготделение (3,5 тысячи человек) и оставленные в окружении Горстроя 1,5 тысячи заключенных отказались от работы 25 мая, после убийства Софроника. 5-я и 6-я зоны забастовали в ночь с 26-го н а 27 мая – после расстрела Дятловым заключенных в 5-й зоне… Что касается 1-го лаготделения, то оно включилось в забастовку лишь во второй половине дня 1 июня, а каторжане (3-е лаготделение Горлага) – 4-го июня, после инцидента у штрафного изолятора и расстрела заключенных в жилой зоне…»

Все эти обстоятельства, причины и события так туго переплелись между собой, что их тяжело, да и невозможно, расчленить, чтобы определить первенство какого-либо одного из них. Но, несмотря на это все, мы уверенно можем назвать события тех дней НОРИЛЬСИМ ВОСТАНИЕМ, положившего НАЧАЛО КОНЦА порочной политико-экономической системы.

Во что нам это обошлось?

По приблизительным и вероятным оценкам в Норильске во время нашего восстания погибло около 150 заключенных. Все они похоронены на кладбище для заключенных Норильска возле горы им. Шмидта, где силами норильского «Мемориала» построена часовенка.

Из архивных документов известны только имена тех заключенных, которые погибли во время обстрела 3-его каторжного лаготделения 4-го июля. Командовал этой акцией майор Полостяной.

 Ниже приведены справки обо всех тех, кто тогда погиб. Справки взяты из упомянутого журнала «Воля».

Справка

по личному делу заключенного Хомик А.Т.

Заключенный Хомик Андрей Тихонович, 1926 г. рождения, уроженец и житель села Волыця Берестецкого района Волынской области, украинец.

Военным трибуналом войск НКВД Волынской области 11 мая 1945 г. по ст. 54-16 УК УССР осужден к 20 годам каторжных работ.

4 июня убит во время беспорядков в 3-й лагерном отделении.

Справка

по личному делу заключенного Деркач И.С.

Заключенный Деркач Игнат Селиверстович, 1923 г. рождения, уроженец и житель Почаивского района Тернопольской области, украинец.

Военным трибуналом гарнизона г. Чорткова 24-25 мая 1946 года по ст. 54-1а УК УССР осужден к 15 годам каторжных работ.

4 июля 1953 года убит во время беспорядков в 3-ем лагерном отделении.

Справка

по личному делу заключенного Прокопчук Р.И.

Заключенный Прокопчук Роман Иванович, 1923 г. рождения, уроженец села Пивча Мизочского района Ровенской области, украинец.

Военным трибуналом воиск НКВД Ровенской области 31 мая 1945 года по ст. 54-1а УК УССР осужден к 15 годам каторжных работ.

4 июля 1953 года убит во время беспорядков в 3-м лагерном отделении.

Справка

по личному делу заключенного Осташ Б.М.

Заключенный Осташ Богдан Николаевич, 1925 г. рождения, уроженец села Ляцьке-Шляхецке Пидгорное Тысменецкого района Станиславской области, украинец, беспартийный.

Военным трибуналом войск МВД Львовской области 18 июня 1946 г. по ст. 54-1а УК УССР осужден к15 годам каторжных работ.

4 июля 1953 года убит во время беспорядков в 3-м лагерном отделении.

Справка

по личному делу заключенного Попик И.И.

Заключенный Попик Иван Иванович, 1925 г. рождения, уроженец и житель с. Крупско Николаевского района Дрогобычской области, украинец.

Военным трибуналом войск НКВД Дрогобычской области 28 апреля 1945 г. по ст. 54-1а и 54-II УК УССР осужден к 15 годам каторжных работ.

4 июля 1953 года убит во время беспорядков в 3-м лагерном отделении.

Справка

по личному делу заключенного Прийдук И.А.

Заключенный Прийдук Иван Андреевич, 1921 г. рождения, уроженец и житель села Ценивка Козовского района Тернопольской области, единоличник, с нишим образованием, беспартийный.

Военным трибуналом войск НКВД Тернопольской области 13 июля 1945 г. по ст. 54-1а УК УССР осужден к 15 годам каторжных работ.

4 июля 1953 года убит во время беспорядков в 3-м лагерном отделении.

ПОМЯНЕМ ИХ

ДОПОЛНЕНИЕ

Генеральному секретарю ЦК КПСС
Председателю Президиума Верховного Совета СССР
Леониду Ильичу Брежневу,
товарищу по фронту, по перу,
по единому советскому гражданству.
 

Открытое письмо по поводу нашего равноправия.

Уважаемый товарищ, Леонид Ильич Брежнев!

«Это что за товарищ у меня объявился?»- мимоходом спросите Вы, прочитав мое к Вам обращение. И это совершенно естественно, ведь и я же сам скорее назвал бы себя Вашим антиподом, нежели товарищем: ибо по своей сути себя наше товарищество чисто формальное, а не настоящее.

А началось оно еще тогда, когда Вы возглавляли Политуправление 4-го Украинского фронта, а я в составе 265-й отдельной штрафной роты, того самого фронта, «искупал свою первую вину перед Отечеством».

Как видите, наши жизненные пути уже тогда не сходились, а после войны и службы в армии они разошлись еще больше. Вы пошли по линии служения родине на наивысших и наиответственнейших партийно-государственных постах, а я – по линии дальнейшего «искупления вины перед родиной» в так называемых «исправительно трудовых лагерях». Вас родина отмечала золотыми медалями и высочайшими полномочиями, меня - лагерным номерным знаком и лишением всех прав. Ваш путь широкий и светлый, мой – узкий и сумрачный.

Однако каждому человеку перед окончанием его пути (каким бы он ни был), хочется оглянуться назад, вспомнить главнейшие этапы и, если есть такая возможность, зафиксировать их на бумаге. И мы оба это сделали: Вы написали всемирно известную трилогию воспоминаний, в которой зафиксировали важнейшие этапы Вашего светлого пути, а я сделал мало кому известную «Краткую запись воспоминаний», в которой отметил только один, но, по-моему, важнейший этап моего сумрачного пути.

И хотя мы писали свои воспоминания, исходя из противоположных позиций и на разном уровне, нас все таки объединяет то, что мы оба писали чистую правду об одном и том же, то есть, о советской действительности. Иными словами, мы описали две различные стороны одной и той же медали. И поскольку мы писали в одинаковом жанре, я осмелился назвать Вас товарищем по перу.

Третье, и в юридическом смысле важнейшее, наше товарищество состоит в едином советском гражданстве.

Но тут следует отметить, что я родился не в Советском Союзе и советское гражданство получил вопреки моему желанию. Вот поэтому, да и не только поэтому, я уже дважды подавал официальное заявление в соответствующие органы советской власти с просьбой разрешить мне и моей семье выехать из СССР. Однако получил категорический отказ и остаюсь советским гражданином по настоящее время.

Но, несмотря на все это, мне все же приятно отметить, что все граждане Советского Союза перед законом равны, хотя в то же время горько сознавать, что советская власть не всегда этому закону подчиняется. А там, где есть возможность не подчиниться закону, либо обойти его, там его нет!

Возьмем для примера нас с Вами. Оба мы равноправные граждане Советского союза и как я уже отмечал, оба написали свои воспоминания. Вы описали свой путь, я – свой. И оба мы писали о том, что видели, сами пережили, и что глубоко запало в нашу память. Вы опубликовали свои воспоминания в Советском Союзе и за рубежом, я – только за рубежом. Но Вас не вызывают, как меня, в КГБ, и не спрашивают, каким путем Вы передали за рубеж Ваши воспоминания, от Вас не требуют отречения от Вашего труда, Вам не грозят судом, на Вас не расставляют провокационные силки. Наоборот, Вас восхваляют и вами восхищаются.

Теперь я хочу спросить Вас, почему получается так, что два одинаковых действия двух равноправных граждан так неодинаково оцениваются? Почему Вы, товарищ Брежнев, подписав заключительный акт Хельсинкских соглашений, в которых, среди прочего, говорится, что граждане всех стран – участниц Соглашений имеют право получать и распространять информацию независимо от государственных границ, сами пользуютесь этим правом, а мне, через органы госбезопасности, угрожаете судом?

Вот пример: как-то ко мне домой в с. Устя пришел работник оперативного отдела Ивано-Франковского УКГБ майор Петренко и говорит: «Ну что, Евгений Степанович, вы, наверное, полагаете, что органы притихли и вам все так сойдет. Нет, ошибаетесь, так вам не пройдет. Мы уже имеем все необходимые доказательства: вашу книжку, что вышла в США, мы уже имеем. Стилистическая экспертиза установила, что стиль ваш. И напрасно вы не хотели отдать нам копию вашей рукописи, побоявшись, что она может быть использована против вас, как вещественное доказательство. Вашу рукопись мы уже имеем, ну а вы имеете машинку, сопоставить не трудно. Вот и все. А может, - продолжает он, - вы рассчитываете, что на Западе поднимут вопли из-за вас и потому мы вас не тронем? И тут вы ошибаетесь. Мы теперь имеем две головные боли: это Афганистан и Польша, а на такие мелочи, как вы, мы уже не обращаем внимание »

Я никак не отрекался от своих воспоминаний, наоборот, я всегда говорил: «Да, я написал их и сам передал в печать. Они изданы с моего ведома и разрешения».

Поэтому все доказательства, что привел майор Петренко, я считаю совершенно излишними, и они меня нисколько не интересуют. Интересует меня совсем другое: почему меня собираются судить? Ведь вас никто не судит?!

10 октября 1981 года
Грицяк Евгений Степанович
с. Устье Снятинского района
Ивано-Франковской области
Украинской ССР.