Затундра. ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ часть3
Странное место  Сегодня все это былое великолепие превратилось в очередную промышленную
свалку. Мы увидели руины жилых построек – изб и даже многоквартирных
деревянных домов. Скорее всего, одноэтажных. Всего на территории Курьи
располагалось несколько десятков построек – жилых, производственных и
подсобных сооружений, образовавших один из самых больших советских
промыслов на реке. Все это стало никому не нужным и, скорее всего, уже
никогда не возродится. Территория Курьи сегодня, возможно, самая большая
технологическая помойка среди десятков заброшенных промыслов Пясины.
Среди этого технического хлама найти следы старинного поселения не было
никакой возможности. В очередной раз цивилизация уничтожила историю. Правда, история Курьи, скорее всего, ограничивается рамками ХХ века, даже его второй половины. Дело в том, что на известных нам дореволюционных картах это название нигде не встречается. Не упоминается поселок и в записках Урванцева "По Пясине к морскому побережью на рыбачьей лодке”, сделанных им в 1922 году. Николай Николаевич, добросовестный исследователь, не мог пропустить даже одиноких строений или развалин. Более подробного описания Пясины, чем у него, нет до сих пор. Значит, тогда на этом месте ничего не было. Однако в топографии сталинского периода Курья уже есть, и на многих картах обозначена она как нежилое поселение. А в семидесятые годы там уже вовсю строился и работал описываемый нами промысел, развалины которого так впечатлили участников экспедиции, что никто даже системно не зафиксировал эти виды. У всех оказались лишь случайные фотографии и хаотичное видео. Странное место.  Вечером того же дня мы наконец-то прибыли на место нашей последней
экспедиционной стоянки – факторию Введенское, расположенную в 25
километрах от истока реки Пясины из одноименного озера. Возможно, это
самое старое из известных сегодня пясинских поселений. Некоторые
источники называют его первым западным поселением затундры. Напомню, на
картах ХVI–ХVII веков так называлась территория от Пясины до Хатанги.
Одно из найденных нами упоминаний о Введенском относится к 1822 году.
Причем поселок уже тогда являлся центром православного прихода. Есть
основания полагать, что Введенское было известно гораздо раньше – еще во
времена Великой северной экспедиции, а это середина восемнадцатого
века. А возможно, его знали даже во времена Мангазеи, в начале века
семнадцатого! В доказательство мы еще раз процитируем Урванцева. "Станок Введенское – старинное поселение, упоминающееся во многих документах: в таможенных мангазейских книгах, в отчетах Лаптева и Миддендорфа. Через Введенское когда-то шел санный путь из Дудинки на Хатангу. Здесь раньше был значительный поселок, в котором жили оседло и подолгу. Свидетельством тому служат два кладбища, где уцелело на одном шесть, на другом восемь крестов. Сейчас от поселка осталась только изба промыслового крестьянина Филиппа Никитича Лаптукова, по прозвищу Лимка, состоящая из двух половин, разделенных холодными сенями. Сбоку – пристройка с клетушками, очевидно, для собак. Крыши нет, только накат из толстых плах, сверху засыпанных землей. Он же служит потолком. Пол тоже из колотых и тесанных топором плах. Печей нет, но в одной половине есть место для железной времянки. Здесь есть и два маленьких застекленных окошечка, а в другой половине окошечко затянуто кожей налима с вшитым в нее обломком стекла величиной с ладонь. Видно, что тут живут только временно, наездами. По соседству в 10–20 шагах стояло когда-то несколько жилых домов и служб. От них остались только нижние части срубов, верхние сгнили и развалились. На Севере, в условиях вечной мерзлоты, лучше всего сохраняются именно нижние венцы строений. Они могут стоять сотни лет”. Зная все вышесказанное, планируя программу экспедиционных работ, мы обоснованно надеялись найти во Введенском многие свидетельства жизни этого поселения в прошлые века. И не ошиблись. Есть перспективы! Несмотря на ставший уже привычным для Пясины технический мусор и обилие разрушенных современных построек, нам удалось обнаружить в сотне метров от берега два заросших венца старинных изб. Возможно, что это и была когда-то изба упомянутого выше Лимки, состоящая из двух половин. Наши юные археологи с азартом осматривали контуры построек, привычно поднимали дерн, зная уже, что под ним обязательно будут находки. Действительно, внутри фундаментов и в непосредственной близости от них были найдены плохо сохранившиеся металлические предметы: кованые гвозди, обручи от бочки или кадушки, фрагменты жестяной обивки. Находки рассыпались в руках, но не все. Удача вновь улыбнулась нам. Главными находками на этом участке стали два ствола от старинных ружей необычной формы. Первый – шестигранный ствол стабильного по всей длине диаметра обычного калибра. Второй – восьмигранный ствол мелкого калибра с заметным утолщением на конце. Оба ствола от капсульного оружия, применявшегося в ХIХ веке, несколько погнуты и ржавы. Приклады, как водится, сгнили, а вот стволы представляют ярко выраженный интерес для исторических исследований. Вот какое заключение по поводу этих находок дал эксперт-оружейник Вадим Денисов: "Это дульнозарядные ружья капсульного типа. Стволы с характерным граненым утолщением к дульному срезу, длина – 80 и 82 см, калибры – 5 и 9 мм. Спусковой и запальный механизм отсутствуют. Клейма не сохранились вследствие коррозии. Геометрия изделия нарушена, стволы погнуты. К использованию не пригодны. Это специальный вид охотничье-промыслового оружия. О них в прейскуранте 1903 года сказано так: "ружья винтовочныя, шомпольныя, под названием "Сибирския винтовки” калибра 2, 3, 31/2 и 4 линии”. По литературным источникам можно судить, что литье пуль в форме употреблялось сравнительно редко. Большинство охотников-промысловиков, имевших такие винтовки, предпочитали другой способ. Свинец заранее отливался в виде прутка, имевшего диаметр, равный калибру данного ствола; при заряжании охотник, засыпав в ствол нужное ему для данного выстрела количество пороха, откусывал от прутка "жеребий” нужной длины. Величина заряда и длина жеребия зависели от того, по какому зверю или птице собирался стрелять охотник. И это обеспечивало несомненно потрясающую универсальность и адаптивность ствола к любому владельцу. Ружья частных фабрик и заводиков местечка Сузгун близ города Тобольска нынешней Тюменской области обрели особую популярность у промысловиков и даже получили нарицательное имя "сузгунки”, как особый вид "сибирок”, стволы которых имеют так называемые "ложные нарезы” – прямые, а не спиралевидные выточки канала ствола. Ружья эти технологически были более примитивны, чем фабричные из "центра”, зато неприхотливы, более дешевы и замечательно приспособлены практиками для конкретных местных условий”. Несомненно, такие находки говорят о необходимости проведения во Введенском многопрофильной целевой научной экспедиции. Ее результаты могут дать науке не меньше, чем раскопанная в двадцатом века Мангазея, перевернувшая представления о развитии Сибири. Нам еще предстоит "отнять у земли давно забытые тайны”. Раскопки во Введенском могут систематизировать и значительно дополнить знания о жизни Пясины за последние 300–400 лет. А это крайне важное для истории время, поскольку предполагается, что именно в эти годы территория была экономически максимально активна. Судя по документам, хранящимся в Норильском музее, Введенское является памятником истории и культуры краевого значения. Этот факт особенно пронзительно контрастирует с теми горами технического мусора, что поглотили старинный поселок. Я много раз повторяю эту фразу, но, к сожалению, по-другому нельзя – картина типична для всей Пясины. А ведь несколько столетий назад на территории Введенского располагалось множество действующих построек разного назначения. Известно, что зимой здесь останавливались кочевые племена, люди обменивались новостями, совершали сделки. Через Введенское, в некоторых источниках известное как Лаптуково, они выходили на затундринскую дорогу – таймырскую часть трансполярного пути. Похоже, что часть фундаментов была повторно использована для строительства на них современных сооружений. Таким образом они оказались под руинами брошенного промысла. Однако аутентичных фундаментов, сохраненных тундрой, должно быть больше. Их поиск мы обязательно продолжим. Под камнем сим… В конце 30-х, в 40-е и 50-е годы ХХ века большим подспорьем в скудном рационе норильчан была рыба. Стремительно создавались рыболовные промысловые точки возле всех водоемов Таймыра. Для этого зачастую реконструировались промыслы на местах старинных станков как на плато Путорана, так и на реке Пясине. Во Введенском были построены новые дома, где круглый год жили рыбаки со своими семьями. В начале 70-х годов начался массовый отстрел дикого оленя. Во Введенском создали целый комплекс жилых и производственных зданий – пункт отстрела. Следы столь бурной деятельности в виде промышленной свалки заметны издалека, а вот куда делись четырнадцать описанных Урванцевым могил – совершенная загадка. Мы их не нашли. Как правило, цивилизация оставляет захоронения в покое. Например, как уже говорилось, на промысловой точке Черная сохранились целых три кладбища. Во Введенском же мы обнаружили только одно двойное надгробие 1916 года – хорошо известную на Пясине могилу Елены и Прокопия Поповых. Это захоронение десятилетиями поддерживается в относительном порядке, как говорится, всем миром. Каждый, кто останавливается в этих местах, старается поправить оградку, убрать вокруг мусор, почистить бетонные памятники. И обязательно положить в углубление меньшего постамента монетку на память. В этой своеобразной копилке встречаются монеты и тридцатых, и сороковых годов. Говорят, не было случая, чтобы кто-то по глупости или со зла позарился на эти "сокровища”. Могила Поповых – одно из самых уважаемых мест на территории. Нам удалось узнать, что изначально захоронения располагались метрах в пятидесяти севернее их нынешнего места, но при строительстве цеха переработки надгробия перенесли и сохранили. Похоже, что к остальным могилам такого уважения проявлено не было и промысловые объекты возводили прямо на костях. Под ними же похоронена и часть старых фундаментов. Парадоксально, однако при всем пиетете к захоронению подлинную историю жизни и смерти этих людей нам пока не удалось восстановить. Кем были похороненные здесь люди, чем заслужили особое признание и когда поставлен памятник – на эти вопросы нам еще предстоит найти ответ. Местная легенда гласит, что супруги Поповы учительствовали во введенской школе и были убиты какими-то злодеями. Подтверждений этой легенды пока нет. Однако фамилия Поповых была хорошо известна на Таймыре с середины восемнадцатого века. Поповы были промышленниками и чиновниками. В Енисейском заливе даже есть бухта Попова. Там был убит рыбопромышленник П.Ф.Попов. Похороненные во Введенском Поповы, предположительно, были лесными ненцами рода Ябтонгэ, известного в те времена среди кочевых племен. Их предками могли быть указанные в материалах Дудинского хлебозапасного магазина Немке и Ярке Поповы – чиновники администрации рода. Русскую фамилию эти люди получили еще в начале ХVIII века, когда царское правительство внедряло православие среди ясачного населения отдаленных регионов. Таким образом государство пыталось узаконить сбор подати, которую инородцы формально могли и не платить. На Таймыре строились церкви и часовни, но часто, за неимением стационарных храмов, для обрядов использовали походные церкви палаточного типа с мобильным иконостасом. В православие принимали большими группами, сразу весь поселок или род, с помощью обряда крещения. Как правило, миссионер-священник, а бывало, что и государственный чиновник, всем новым христианам присваивал свою, русскую фамилию. Так, среди малых народов Таймыра появились многочисленные Сотниковы, Уксусниковы, Поповы и многие другие известные сегодня фамилии. Наша экспедиция тоже внесла свою лепту в традиционный обряд ухода за могилой. Мы поправили ограду, убрали накопившийся мусор и пополнили монетную нишу. Страх и статистика Время экспедиции подходило к концу, поэтому, отложив детальные исследования бывшей фактории Введенское до лучших времен, мы начали собираться в обратный путь. Разложив напоследок огромный костер на берегу теперь уже хорошо знакомой нам реки, мы торжественно отметили окончание поисковых работ, поблагодарив друг друга за труд. Два наших катера направились пересекать озеро Пясино в обратном направлении. Сделать это, пользуясь безветрием, надо было как можно быстрее: капитаны, не стесняясь суеверного ужаса перед огромным водоемом, как могли подгоняли нас во время сборов. Однако с погодой нам опять повезло. Двигаясь в сторону Норильска по изумительной пясинской глади, мы вели с одним из капитанов, Вадимом, философские беседы о страхе и статистике. Я говорил, что на озере Пясино, по факту, гибнет на порядок меньше людей, чем на озере Мелком, а штормы одинаково свирепы и на том, и на другом водоеме. При этом судовладельцы панически боятся пясинских штормов и без особой нужды в его сторону не идут, а на Мелкое бесстрашно летят, как мотыльки на огонь свечи. Ситуация, на мой взгляд, парадоксальная. Я сам четырежды пересекал Пясино в качестве пассажира и, слава богу, не увидел проблем. А вот на Мелком неоднократно приходилось попадать в серьезный шторм, грозящий смертельной опасностью. Может быть, пясинский народ специально поддерживает жуткое реноме своих угодий, чтобы таким образом избавиться от случайных туристов и праздных зевак, которые из-за этого предпочитают отдых на восточных озерах плато Путорана, постоянно с риском пересекая якобы безопасное Мелкое. Например, такие экспедиции, как наша, в этих местах почти уникальны. По мнению Вадима, несчастные случаи на Пясино потому и редки, что судоводители боятся этого озера и серьезно готовятся к пересечению водоема, не рискуя даже по мелочам. Поверхность озера в несколько раз больше любого путоранского водоема, поэтому штормы здесь бывают не слабее морских, и даже минутная беспечность может закончиться трагедией. К тому же население пясинских берегов за многие годы промыслового труда создало собственную технику безопасности, нарушение которой чревато. Совершенно другая картина наблюдается в противоположной стороне от Норильска, на горных озерах Мелкое, Глубокое и Лама. Все эти водоемы – ярко выраженная зона отдыха норильчан, которые добираются в заповедные места как на собственных лодках и катерах, так и пользуясь услугами коммерческих перевозок. Летом эти озера всегда полны народу, особенно в выходные дни. Нередки в этих местах иногородние и даже иностранные туристические группы. Многие туристы и рыбаки ограничены временем, поэтому пережидать внезапные штормы на озерах не желают. Предпочитают рисковать, зачастую надеясь на авось. Да и что греха таить, нередко управляют судном в пьяном виде. Отсюда и негативная статистика. Каждое лето путоранские озера забирают от семи до десяти человек. Мы всегда уважали правила судоходства и старались никогда не рисковать. Наша экспедиция уважительно отнеслась и к озеру Пясино, может быть, поэтому легендарный водоем позволил нам без проблем вернуться домой. Деревья "идут” на север В завершение надо сказать, что кроме исторических исследований мы по заданию заповедника Большой Арктический собирали очень интересный ботанический материал. И даже сделали собственное открытие. По мнению ученых, в нашем регионе произрастают два вида лиственниц – сибирская и даурская. Эти виды тысячелетиями постоянно соперничают между собой, борясь за территорию. Одно из этих деревьев более теплолюбиво, и район преобладания более морозоустойчивого вида наглядно показывает границу холода на территории. С течением времени эта граница передвигается то к северу, то к югу. Таким образом, наблюдая за простыми лиственницами, можно обоснованно ответить на вопрос о глобальном потеплении или похолодании. Поскольку мы вели работы на почти трехсоткилометровом участке реки, то именно у нас была уникальная возможность на всем этом пространстве собрать для анализа материал, с помощью которого ученые ответят, как изменился климат на Таймыре за последние десятилетия. Мы не очень хорошо поняли различия между этими двумя видами деревьев, на наш взгляд, одинаковых, поэтому собирали для заповедника образцы со всех встречающихся лиственниц. Место сбора фиксировали, а право разбирать ботанические тонкости предоставили специалистам. Надеюсь, что вскоре норильчане узнают их версию климатических изменений. Попутно во время этих работ мы сами для себя убедились, что климат на Таймыре за последние 100 лет стал значительно мягче. Дело в том, что в текстах первых исследователей Таймыра А.Ф.Миддендорфа и Н.Н.Урванцева говорится, что уже у реки Черной (Икэн) и далее на север лиственницы не встречаются. Позволим себе еще одну цитату из 1922 года: "Здесь, у Черного, на широте около 70 градусов, по-видимому, и проходит северная граница лесной растительности. До этого еще попадались редкие лиственницы, а теперь не видно ни одной”. А мы обнаружили лиственницы не только на Черной, но и почти на градус севернее – в районе Сенькиного мыса, у поселка Кресты. Получается, что лиственничная зона двигается на север со средней скоростью около одного километра в год. На наш взгляд, это яркое доказательство потепления климата – как минимум на территории пясинского бассейна. Источник: http://norilsk-zv.ru/articles/zatundra_4.html | |
|
| |
| Просмотров: 1300 | | |
| Всего комментариев: 0 | |